воскресенье, 19 июля 2015
Старая ведьма выхватила из теней посох и неопределенно махнула им в сторону Эск.
— Вот. Он твой. Возьми его. Надеюсь, я сделала все как надо.
На самом деле вручение посоха начинающему волшебнику — обычно очень внушительная церемония, в особенности если посох был унаследован от старшего мага. Согласно древним законам, ученик проходит долгое и устрашающее испытание с участием масок, капюшонов, мечей и страшных клятв, в которых говорится о вырезании языка, вырывании внутренностей дикими птицами, развеивании праха по семи ветрам и тому подобном. После нескольких часов такого времяпрепровождения ученик допускается в братство Мудрых и Просвещенных.
Также на этой церемонии толкается длинная речь. По чистой случайности матушка изложила ее суть в двух словах.
читать дальшеТой ночью, когда Эск уж давным-давно лежала в постели, матушка надела шляпу, зажгла новую свечку, убрала все со стола и вытащила из тайника в кухонном шкафу небольшую деревянную шкатулку, в которой лежали бутылочка чернил, древнее гусиное перо и несколько листков бумаги.
Каждый раз, когда приходилось сталкиваться с миром букв, матушка чувствовала себя не в своей тарелке. Ее глаза выпучились, язык высунулся наружу, на лбу бусинками выступил пот, но перо, поскрипывая, все-таки двигалось по странице, хоть и сопровождалось отдельными негромкими “зараза” и “чтоб тебя”.
Письмо звучало следующим образом, правда, данному варианту не хватает свечного воска, клякс, замарываний и жирных пятен оригинала:
“Главному Валшебнеку, Низримый Уневерсетет, здрасте, надеюсь все здаровы, я насылаю вам некаю Искорину Смитт, у ние есть задатки валшебнека, но чиво с ней дальши делать я ни знаю ана трудалюбивая девачка и чистаплотная и исче мастиритса выпалнять разнабразные работы па дому, Я нашлю с ней Дениг, жилаю вам жить долга и закончеть ваши дни в мири, астаюс ваша Исмиральда Ветравоск (дивица) Ветьма”.
Матушка поднесла письмо к свече и пробежала его критическим взглядом. Хорошее письмо получилось. Она взяла слово “разнабразный” из “Ещегодника”, который читала каждый вечер. Этот “Ещегодник” всегда предсказывал “разнабразные бетствия” и “разнабразные несчастья”. Матушка не вполне представляла себе, что это значит, но слово ей нравилось.
Матушка Ветровоск запечатала письмо свечным воском и положила на стол. “Оставлю в деревне для почтальона. Все равно завтра утром идти за новым чайником”, — решила она.
* * *
На самом деле ею потихоньку завладевала паника. Обещание сопровождать Эск в Незримый Университет она дала не подумав, а поскольку все ее скромные познания о Диске были почерпнуты из слухов и со страниц “Ещегодника”, она искренне верила в то, что там, куда они держат путь, их ждут землетрясения, приливные волны, бедствия и побоища, многие из них “разнабразные” или того хуже. Но она была полна решимости довести дело до конца. Ведьмы слишком полагаются на свои слова, чтобы брать их обратно.
Матушка практично оделась во все черное и скрывала на своей особе некоторое количество шпилек и хлебный нож. Небольшой запас денег, неохотно выделенный кузнецом, был спрятан в неведомых наслоениях ее нижнего белья. В карманах юбки звенели талисманы, а сумку оттягивала свежевыкованная подкова — надежная мера предосторожности в беспокойное время. Матушка чувствовала себя готовой встретиться с миром лицом к лицу.
* * *
— Эй! Тритл!
Волшебник оглянулся. Он последним покидал зал, где уже начали всплывать скамейки. Водовороты и дорожки пузырьков отмечали щели, через которые из погребов просачивалась магия. В зале никого не было.
Может, заговорила одна из статуй?
Скульптуры были слишком тяжелыми, чтобы их выносить, и Тритл вспомнил, что сам сказал студентам, что, мол, статуям этим не повредит хорошенько помыться.
Он посмотрел на строгие каменные лица и пожалел о своих словах. Изваяния, изображающие могущественных умерших магов, иногда выглядят более живыми, чем принято. Вероятно, ему не следовало орать во всю глотку.
— Да? — несмело откликнулся он, остро ощущая на себе каменные взгляды.
— Наверх посмотри, болван!
Он поднял глаза. Метла, то резко устремляясь вниз, то рывками выравниваясь, тяжело опускалась сквозь дождь. Где-то в пяти футах от поверхности воды она забыла о тех немногих претензиях покорительницы воздуха, которые у нее еще оставались, и с шумом плюхнулась в водоворот.
— Не стой там, идиот! Тритл нервно вгляделся в темноту и возразил:
— Но я же должен где-то стоять.
— Я имею в виду, помоги нам! — рявкнул Напролоум, поднимаясь из волн, подобно толстой и разгневанной Венере. — Даме первой, разумеется.Терри Пратчетт, "Творцы заклинаний"