Я тоску свою звериную заливаю пенной брагой.©
— Сатана, — спокойно ответил Пророк, — суть искушающее человека злое разрушительное начало. Раз ты задумал меня искушать — значит, ты Сатана.
— Я такого начала не творил, — медленно покачал головой Шамбамбукли. — Конечно, это очень удобно, сваливать свою вину на Сатану… но поверь мне, человека никто не искушает. Он прекрасно справляется сам.
"Игры демиургов" Бормора невозможно прекрасны.
Хотите немного маленьких сказок про демиургов Мазукту и Шамбамбукли?
Конечно, хотите.
Про письмаДемиург сидел за своим рабочим столом и читал письма. За время его недолгого отсутствия писем скопилось много. Были они в основном от детей, конечно. Детские письма всегда доходят до демиурга. В отличие от взрослых, которые доходят лишь изредка.
"Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра было солнышко!"
"Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра был дождик!"
"Дорогой демиург! Пускай моей сестре ничего не дарят на день рожденья! Она противная."
"Дорогой демиург! Пускай мне подарят на день рожденья другого брата."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтоб не было войны."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мы победили!"
"Дорогой демиург! Пускай папа вернется живой, ладно?"
"Дорогой демиург! Пускай папа вернется..."
"Дорогой демиург! Пусть бабушка выздоровеет!"
"Господи... Как я устала. Когда же я наконец умру?" - да, взрослые письма тоже иногда доходят.
"Дорогой демиург! Сделай так, что папа разведется со своей женой и женится на маме."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мои родители не разводились."
"Дорогой демиург! Не наказывай папу за то, что он со мной сделал. Папа хороший. Только пусть мне в следующий раз не будет больно."
"Дорогой демиург! Пусть я скорее вырасту большой и красивой, и буду нравиться мужчинам. Тогда мама возьмет меня с собой на работу."
"Дорогой демиург! Когда я вырасту, я хочу быть больше и сильнее папы. Я его убью."
"Дорогой демиург! Моя мама в тебя не верит. Не убивай её, пожалуйста."
Демиург опустил голову на руки и заплакал.
Про свободу воли* * *
— Мазукта, — спросил демиург Шамбамбукли, — а как ты относишься к свободе воли?
— Замечательно отношусь! — немедленно отозвался демиург Мазукта. — Обожаю свободу и вседозволенность.
— Правда?
— Честное слово! Я, знаешь ли, вообще ничего никогда никому не запрещаю. Уже давно.
— А мне говорили…
— Глупости тебе говорили!
— Но…
— Что «но», что «но»? На вот, сам посмотри.
Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли подзорную трубу и показал, куда смотреть.
— Ну, что видишь?
— Демонстрацию вижу. Идут какие-то чудики с кадилами. А другие несут плакаты: «Мы любим нашего демиурга», «Да здравствует Мазукта, самый демократичный демиург!»
— И после этого у тебя еще остаются какие-то сомнения?
Шамбамбукли вернул подзорную трубу и смущенно уставился куда-то в сторону.
— А молнии? — тихо спросил он.
— Молнии? — удивился Мазукта. — Ах да, молнии! А без них, извиняюсь, никак.
Он прицелился и поразил громом небесным какого-то очкарика, показывавшего язык демонстрантам. Толпа вздрогнула, но не сбилась с шага, а всё так же ровно текла мимо обугленной кучки, только что бывшей человеком.
— А как же свобода воли?.. — совсем тихо прошептал Шамбамбукли.
— А это она и есть. В действии. Я, конечно, позволяю людям всё, что угодно, но и себя ни в чем не ограничиваю. А возможностей-то у меня побольше. Так что, люди, можете поступать как хотите — но тогда не обижайтесь, если и я буду поступать как хочу. А можете делать как я хочу, целее будете. Выбор совершенно свободный.
— Да где же тут выбор?!
— То, что он явный, еще не делает его менее свободным. Я ничего не скрываю. Не завязываю никому глаза, не напускаю тумана. Просто говорю: «налево пойдешь — голову потеряешь, направо пойдешь — живой будешь». Согласись, что утаивать такую ценную информацию — как раз и означало бы ограничивать чью-то свободу.
Шамбамбукли грустно засопел.
— Да брось ты! — хлопнул его по плечу Мазукта. — Не так уж и много людей мне приходится испепелять. А с каждым новым поколением — всё меньше и меньше. Это называется «селекция».
Про Конец Света* * *
— А как ты узнаешь, когда пора уничтожать мир? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.
— Очень просто. Во-первых, я могу воспользоваться своим всеведением. Но тогда меня могут обвинить в предвзятости, и будут правы. Поэтому я предпочитаю другой способ.
— Какой?
— Да самый примитивный! Я устраиваю людям экзамен. Если выдерживают — молодцы, если нет… ну, тогда не молодцы. Сами виноваты.
— А что за экзамен? — заинтересовался Шамбамбукли. — Какие там вопросы?
— Разные, — ответил Мазукта. — Смотря какой билет выпадет. Вот вчера, например, я экзаменовал один мир, двести сорок шестой вроде. Испытание было самое простое: я являлся десяти случайно выбранным людям и предлагал им исполнение любого желания. При одном условии, что сосед получит вдвое больше.
— Я не понимаю… Ну, получит, ну и что?
— Ты не понимаешь, потому что ты демиург. А люди устроены иначе, они это очень даже хорошо понимают, и им от одной этой мысли делается скверно.
— Да почему же?
— Потому что так они устроены, я же тебе уже сказал.
— Это ты их так устроил?
— Нет. А может, да. Не помню. Неважно, мы не о том говорили.
— Ах да, экзамен. Ну так что?
— Первый опрошенный долго думал, а потом попросил выбить ему глаз.
— Зачем?!
— Чтобы соседу я выбил оба, это же очевидно.
— И ты выбил?
— Конечно. Я же обещал.
Шамбамбукли передернулся.
— А второй?
— Второй оказался чуточку умнее, он потребовал для себя тридцать два здоровых крепких зуба.
Шамбамбукли хмыкнул.
— Да, могу себе представить его соседа. А третий?
— Жалкий плагиатор. Тоже попросил выбить глаз. Четвертый задал мне довольно интересную задачу, он захотел стать женщиной.
— А его соседу ты устроил раздвоение личности?
— Нет, я его превратил в сиамских сестер. Пятый пожелал себе детородный орган длиной тридцать сантиметров. Думал, у соседа он станет шестьдесят… Фигушки, соседу я присобачил две штуки. Шестой тоже захотел стать одноглазым, седьмой и восьмой — тоже (у людей почему-то вообще довольно ограниченная фантазия), девятый затребовал себе мешок золота в надежде потом отобрать у соседа еще два…
— А какой был правильный ответ?
— Правильный? Правильно ответил только десятый. Когда я ему сказал, загадывай, мол, желание, а для твоего соседа я сделаю вдвое больше, он пожал плечами и ответил: «Ну, если так… Пусть тогда мой сосед живет долго и счастливо».
— Ну?
— Что «ну»? Всё. Экзамен засчитан. Этот мир оставлен в покое еще на сто лет.
— Все равно не понимаю, — покачал головой Шамбамбукли. — В чем тут хитрость?
— Ты демиург, — пожал плечами Мазукта. — Люди устроены иначе.
Про смешение языков* * *
— У меня тоже что-то такое было, — задумчиво сказал демиург Мазукта. — В смысле, с башней. В шестом… нет, кажется, в шестнадцатом мире. Или шестидесятом..? Не помню… шестерка там точно была.
— Так что с башней-то? — спросил демиург Шамбамбукли.
— Да ничего особенного, — ответил Мазукта. — Люди строили башню до неба, я им перемешал языки, и стройка застопорилась.
— А зачем перемешал-то? Из вредности?
— Обижаешь! Из принципа.
Мазукта присел на край облака и закурил.
— У меня тогда были своеобразные принципы, — с затаенной ностальгией произнес он. — Всё для человека, всё для блага человека, всё во имя… ну, ты понял.
— Нет, не понял, — помотал головой Шамбамбукли. — Где же тут благо?
— Да всё просто, — махнул рукой Мазукта. — Я посмотрел на людей, вижу — строят башню. Ну и спустился к ним, посмотреть поближе, поинтересоваться, что к чему. Спросил одного: «что это вы тут делаете и зачем?» А он и отвечает, башню, мол, строим, чтобы до неба добраться и демиургу своему морду набить.
— Ну тут ты, понятное дело, обиделся, — догадался Шамбамбукли.
— И ничего подобного! — возразил Мазукта. — Было бы на кого обижаться… И потом, один человек — это еще не всё человечество. Он не может за всех решать. Одно частное мнение я выслушал, решил послушать остальных.
— И что сказали остальные?
— Один сказал, что башня их приближает к горячо обожаемому творцу. Другой сказал «чувак, но ведь башня до неба — это круто!». Третий что-то мямлил про неудовлетворенное либидо. Четвертый — «а чё такого, все строят, и я строю»… Понимаешь? Они же все говорили на разных языках! Делали одно и то же дело, все вместе, общались друг с другом всю сознательную жизнь — и при этом совершенно не понимали друг друга! А думали, что понимают. Это же плохо?
— Плохо, — согласился Шамбамбукли.
— Ну вот, — подытожил Мазукта. — Сколько было людей, почти столько же было и языков, я всего лишь оформил это дело официально.
— И помогло? — спросил Шамбамбукли.
— Нет, — помрачнел Мазукта. — Но тут уж я не виноват.
Про половинки* * *
Демиург Мазукта подбросил на ладони яблоко, повертел, разглядывая с разных сторон, и глубокомысленно произнес:
— Люди считают, что их души подобны яблокам.
— В смысле? — заинтересовался демиург Шамбамбукли.
— Точнее, половинкам, — поправился Мазукта. — Вот так примерно.
Он аккуратно разрезал яблоко на две части и положил на стол.
— У них есть такое поверие, будто для каждого человека существует идеальная пара. Вроде бы я, прежде чем посылать души в мир, рассекаю их пополам, на мужскую и женскую половинки. Как яблоко. Вот и бродят эти половинки, ищут друг друга.
— И находят?
— Ха! — фыркнул Мазукта. — Шамбамбукли, как ты это себе представляешь? Какова вероятность такой встречи? Знаешь, сколько в мире людей?
— Много.
— Вот именно. А кроме того… ну найдут они друг друга, ну и что дальше? Думаешь, составят целое яблоко и заживут в мире и согласии?
— Ну да. А разве не так? — удивился Шамбамбукли.
— Нет, не так.
Мазукта взял в руки по половинке яблока и поднял их к своему лицу.
— Вот две свеженькие, аппетитные души сходят в мир. А как мир поступает с человеческими душами?
Мазукта с хрустом откусил кусок от одной половинки.
— Мир, — продолжал он с набитым ртом, — не статичен. И жесток. Он всё перемалывает под себя. Тем или иным способом. Отрезает по кусочку, или откусывает, или вовсе перемалывает в детское пюре.
Он откусил от другой половинки и на некоторое время замолчал, пережевывая. Шамбамбукли уставился на два огрызка и нервно сглотнул.
— И вот, — торжественно провозгласил Мазукта, — они встречаются! Трам-тарарам-пам-пам! — он соединил надкушенные половинки. — И что, подходят они друг другу? Черта с два!
— Мазукта, — осторожно спросил Шамбамбукли. — А к чему ты мне это рассказываешь?
— Да ни к чему. Так, захотелось поговорить. А что?
— Нет, ничего… Я думал…
— А посмотри теперь сюда, — перебил Мазукта и взял еще несколько яблок. — Разрезаем каждое пополам, складываем наудачу две половинки от разных яблок — и что видим?
— Они не подходят, — кивнул Шамбамбукли. — Мазукта, я хотел спросить…
— Потом спросишь, — отмахнулся Мазукта. — Смотри дальше.
Сложив две разные половинки вместе, он куснул с одной и с другой стороны и продемонстрировал результат.
— Ну, что видим? Теперь они образуют пару?
— Да-а, — Шамбамбукли задумчиво кивнул. — Теперь они соответствуют друг другу идеально.
— Потому что мир их обкусывал не поодиночке, а вместе. Аналогия ясна?
— Ясна.
— Теперь спрашивай, что ты хотел.
— Да ничего, теперь уже незачем спрашивать. Я просто удивился, зачем ты начал этот разговор, а вдруг у тебя какие-нибудь проблемы в семейной жизни?
— У меня? — Мазукта засмеялся. — Нет, что ты… у меня всё замечательно. Прекрасная жена (да ты же её знаешь), чудные дети… Дочка — вылитая мать, спокойная такая, заботливая. Цветы любит. Я ей выделил садик, так она весь день там что-то сажает, пропалывает… Очень обстоятельный ребенок. Сыновья тоже подрастают. Совсем разные. Один кораблики пускает, мечтает стать моряком. За него я спокоен. А другой всё больше по подвалам шляется, и компания у него подозрительная. Вечно угрюмый, не улыбнется никогда. На стенах развешал картинки с уродскими черепами, сам весь в цепях… Ну ничего, это подростковое, это пройдет. А вот младшенький меня беспокоит…
Мазукта напряженно сдвинул брови.
— Слишком серьезный, — пояснил он. — Не по годам. И игры у него странные. Нашел где-то ржавый серп, сидит точит, и на меня как-то нехорошо поглядывает. Не нравится мне это…
Про предопределённость* * *
— Мазукта, — сказал демиург Шамбамбукли, — я тут хотел у тебя спросить…
— Валяй, спрашивай, — кивнул демиург Мазукта.
— Ведь правда, у людей есть свобода воли?
— Конечно, правда! Наличие свободы воли — основное отличие человека от животного. Это же азы!
— А как тогда быть с предопределением? Мы же оба с тобой знаем, что для людей существует предопределение. Как-то не вяжется одно с другим, а?
— Да, верно, — Мазукта задумчиво почесал нос. — Всё изначально продумано, записано и утверждено лично мной, — он махнул рукой в сторону длинных полок, уставленных книгами Бытия. — Весь мир — театр, у каждого в нём своя роль, и все реплики распределены заранее. Но эти сволочи всё время импровизируют!
— Я такого начала не творил, — медленно покачал головой Шамбамбукли. — Конечно, это очень удобно, сваливать свою вину на Сатану… но поверь мне, человека никто не искушает. Он прекрасно справляется сам.
"Игры демиургов" Бормора невозможно прекрасны.
Хотите немного маленьких сказок про демиургов Мазукту и Шамбамбукли?
Конечно, хотите.
Про письмаДемиург сидел за своим рабочим столом и читал письма. За время его недолгого отсутствия писем скопилось много. Были они в основном от детей, конечно. Детские письма всегда доходят до демиурга. В отличие от взрослых, которые доходят лишь изредка.
"Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра было солнышко!"
"Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра был дождик!"
"Дорогой демиург! Пускай моей сестре ничего не дарят на день рожденья! Она противная."
"Дорогой демиург! Пускай мне подарят на день рожденья другого брата."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтоб не было войны."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мы победили!"
"Дорогой демиург! Пускай папа вернется живой, ладно?"
"Дорогой демиург! Пускай папа вернется..."
"Дорогой демиург! Пусть бабушка выздоровеет!"
"Господи... Как я устала. Когда же я наконец умру?" - да, взрослые письма тоже иногда доходят.
"Дорогой демиург! Сделай так, что папа разведется со своей женой и женится на маме."
"Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мои родители не разводились."
"Дорогой демиург! Не наказывай папу за то, что он со мной сделал. Папа хороший. Только пусть мне в следующий раз не будет больно."
"Дорогой демиург! Пусть я скорее вырасту большой и красивой, и буду нравиться мужчинам. Тогда мама возьмет меня с собой на работу."
"Дорогой демиург! Когда я вырасту, я хочу быть больше и сильнее папы. Я его убью."
"Дорогой демиург! Моя мама в тебя не верит. Не убивай её, пожалуйста."
Демиург опустил голову на руки и заплакал.
Про свободу воли* * *
— Мазукта, — спросил демиург Шамбамбукли, — а как ты относишься к свободе воли?
— Замечательно отношусь! — немедленно отозвался демиург Мазукта. — Обожаю свободу и вседозволенность.
— Правда?
— Честное слово! Я, знаешь ли, вообще ничего никогда никому не запрещаю. Уже давно.
— А мне говорили…
— Глупости тебе говорили!
— Но…
— Что «но», что «но»? На вот, сам посмотри.
Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли подзорную трубу и показал, куда смотреть.
— Ну, что видишь?
— Демонстрацию вижу. Идут какие-то чудики с кадилами. А другие несут плакаты: «Мы любим нашего демиурга», «Да здравствует Мазукта, самый демократичный демиург!»
— И после этого у тебя еще остаются какие-то сомнения?
Шамбамбукли вернул подзорную трубу и смущенно уставился куда-то в сторону.
— А молнии? — тихо спросил он.
— Молнии? — удивился Мазукта. — Ах да, молнии! А без них, извиняюсь, никак.
Он прицелился и поразил громом небесным какого-то очкарика, показывавшего язык демонстрантам. Толпа вздрогнула, но не сбилась с шага, а всё так же ровно текла мимо обугленной кучки, только что бывшей человеком.
— А как же свобода воли?.. — совсем тихо прошептал Шамбамбукли.
— А это она и есть. В действии. Я, конечно, позволяю людям всё, что угодно, но и себя ни в чем не ограничиваю. А возможностей-то у меня побольше. Так что, люди, можете поступать как хотите — но тогда не обижайтесь, если и я буду поступать как хочу. А можете делать как я хочу, целее будете. Выбор совершенно свободный.
— Да где же тут выбор?!
— То, что он явный, еще не делает его менее свободным. Я ничего не скрываю. Не завязываю никому глаза, не напускаю тумана. Просто говорю: «налево пойдешь — голову потеряешь, направо пойдешь — живой будешь». Согласись, что утаивать такую ценную информацию — как раз и означало бы ограничивать чью-то свободу.
Шамбамбукли грустно засопел.
— Да брось ты! — хлопнул его по плечу Мазукта. — Не так уж и много людей мне приходится испепелять. А с каждым новым поколением — всё меньше и меньше. Это называется «селекция».
Про Конец Света* * *
— А как ты узнаешь, когда пора уничтожать мир? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.
— Очень просто. Во-первых, я могу воспользоваться своим всеведением. Но тогда меня могут обвинить в предвзятости, и будут правы. Поэтому я предпочитаю другой способ.
— Какой?
— Да самый примитивный! Я устраиваю людям экзамен. Если выдерживают — молодцы, если нет… ну, тогда не молодцы. Сами виноваты.
— А что за экзамен? — заинтересовался Шамбамбукли. — Какие там вопросы?
— Разные, — ответил Мазукта. — Смотря какой билет выпадет. Вот вчера, например, я экзаменовал один мир, двести сорок шестой вроде. Испытание было самое простое: я являлся десяти случайно выбранным людям и предлагал им исполнение любого желания. При одном условии, что сосед получит вдвое больше.
— Я не понимаю… Ну, получит, ну и что?
— Ты не понимаешь, потому что ты демиург. А люди устроены иначе, они это очень даже хорошо понимают, и им от одной этой мысли делается скверно.
— Да почему же?
— Потому что так они устроены, я же тебе уже сказал.
— Это ты их так устроил?
— Нет. А может, да. Не помню. Неважно, мы не о том говорили.
— Ах да, экзамен. Ну так что?
— Первый опрошенный долго думал, а потом попросил выбить ему глаз.
— Зачем?!
— Чтобы соседу я выбил оба, это же очевидно.
— И ты выбил?
— Конечно. Я же обещал.
Шамбамбукли передернулся.
— А второй?
— Второй оказался чуточку умнее, он потребовал для себя тридцать два здоровых крепких зуба.
Шамбамбукли хмыкнул.
— Да, могу себе представить его соседа. А третий?
— Жалкий плагиатор. Тоже попросил выбить глаз. Четвертый задал мне довольно интересную задачу, он захотел стать женщиной.
— А его соседу ты устроил раздвоение личности?
— Нет, я его превратил в сиамских сестер. Пятый пожелал себе детородный орган длиной тридцать сантиметров. Думал, у соседа он станет шестьдесят… Фигушки, соседу я присобачил две штуки. Шестой тоже захотел стать одноглазым, седьмой и восьмой — тоже (у людей почему-то вообще довольно ограниченная фантазия), девятый затребовал себе мешок золота в надежде потом отобрать у соседа еще два…
— А какой был правильный ответ?
— Правильный? Правильно ответил только десятый. Когда я ему сказал, загадывай, мол, желание, а для твоего соседа я сделаю вдвое больше, он пожал плечами и ответил: «Ну, если так… Пусть тогда мой сосед живет долго и счастливо».
— Ну?
— Что «ну»? Всё. Экзамен засчитан. Этот мир оставлен в покое еще на сто лет.
— Все равно не понимаю, — покачал головой Шамбамбукли. — В чем тут хитрость?
— Ты демиург, — пожал плечами Мазукта. — Люди устроены иначе.
Про смешение языков* * *
— У меня тоже что-то такое было, — задумчиво сказал демиург Мазукта. — В смысле, с башней. В шестом… нет, кажется, в шестнадцатом мире. Или шестидесятом..? Не помню… шестерка там точно была.
— Так что с башней-то? — спросил демиург Шамбамбукли.
— Да ничего особенного, — ответил Мазукта. — Люди строили башню до неба, я им перемешал языки, и стройка застопорилась.
— А зачем перемешал-то? Из вредности?
— Обижаешь! Из принципа.
Мазукта присел на край облака и закурил.
— У меня тогда были своеобразные принципы, — с затаенной ностальгией произнес он. — Всё для человека, всё для блага человека, всё во имя… ну, ты понял.
— Нет, не понял, — помотал головой Шамбамбукли. — Где же тут благо?
— Да всё просто, — махнул рукой Мазукта. — Я посмотрел на людей, вижу — строят башню. Ну и спустился к ним, посмотреть поближе, поинтересоваться, что к чему. Спросил одного: «что это вы тут делаете и зачем?» А он и отвечает, башню, мол, строим, чтобы до неба добраться и демиургу своему морду набить.
— Ну тут ты, понятное дело, обиделся, — догадался Шамбамбукли.
— И ничего подобного! — возразил Мазукта. — Было бы на кого обижаться… И потом, один человек — это еще не всё человечество. Он не может за всех решать. Одно частное мнение я выслушал, решил послушать остальных.
— И что сказали остальные?
— Один сказал, что башня их приближает к горячо обожаемому творцу. Другой сказал «чувак, но ведь башня до неба — это круто!». Третий что-то мямлил про неудовлетворенное либидо. Четвертый — «а чё такого, все строят, и я строю»… Понимаешь? Они же все говорили на разных языках! Делали одно и то же дело, все вместе, общались друг с другом всю сознательную жизнь — и при этом совершенно не понимали друг друга! А думали, что понимают. Это же плохо?
— Плохо, — согласился Шамбамбукли.
— Ну вот, — подытожил Мазукта. — Сколько было людей, почти столько же было и языков, я всего лишь оформил это дело официально.
— И помогло? — спросил Шамбамбукли.
— Нет, — помрачнел Мазукта. — Но тут уж я не виноват.
Про половинки* * *
Демиург Мазукта подбросил на ладони яблоко, повертел, разглядывая с разных сторон, и глубокомысленно произнес:
— Люди считают, что их души подобны яблокам.
— В смысле? — заинтересовался демиург Шамбамбукли.
— Точнее, половинкам, — поправился Мазукта. — Вот так примерно.
Он аккуратно разрезал яблоко на две части и положил на стол.
— У них есть такое поверие, будто для каждого человека существует идеальная пара. Вроде бы я, прежде чем посылать души в мир, рассекаю их пополам, на мужскую и женскую половинки. Как яблоко. Вот и бродят эти половинки, ищут друг друга.
— И находят?
— Ха! — фыркнул Мазукта. — Шамбамбукли, как ты это себе представляешь? Какова вероятность такой встречи? Знаешь, сколько в мире людей?
— Много.
— Вот именно. А кроме того… ну найдут они друг друга, ну и что дальше? Думаешь, составят целое яблоко и заживут в мире и согласии?
— Ну да. А разве не так? — удивился Шамбамбукли.
— Нет, не так.
Мазукта взял в руки по половинке яблока и поднял их к своему лицу.
— Вот две свеженькие, аппетитные души сходят в мир. А как мир поступает с человеческими душами?
Мазукта с хрустом откусил кусок от одной половинки.
— Мир, — продолжал он с набитым ртом, — не статичен. И жесток. Он всё перемалывает под себя. Тем или иным способом. Отрезает по кусочку, или откусывает, или вовсе перемалывает в детское пюре.
Он откусил от другой половинки и на некоторое время замолчал, пережевывая. Шамбамбукли уставился на два огрызка и нервно сглотнул.
— И вот, — торжественно провозгласил Мазукта, — они встречаются! Трам-тарарам-пам-пам! — он соединил надкушенные половинки. — И что, подходят они друг другу? Черта с два!
— Мазукта, — осторожно спросил Шамбамбукли. — А к чему ты мне это рассказываешь?
— Да ни к чему. Так, захотелось поговорить. А что?
— Нет, ничего… Я думал…
— А посмотри теперь сюда, — перебил Мазукта и взял еще несколько яблок. — Разрезаем каждое пополам, складываем наудачу две половинки от разных яблок — и что видим?
— Они не подходят, — кивнул Шамбамбукли. — Мазукта, я хотел спросить…
— Потом спросишь, — отмахнулся Мазукта. — Смотри дальше.
Сложив две разные половинки вместе, он куснул с одной и с другой стороны и продемонстрировал результат.
— Ну, что видим? Теперь они образуют пару?
— Да-а, — Шамбамбукли задумчиво кивнул. — Теперь они соответствуют друг другу идеально.
— Потому что мир их обкусывал не поодиночке, а вместе. Аналогия ясна?
— Ясна.
— Теперь спрашивай, что ты хотел.
— Да ничего, теперь уже незачем спрашивать. Я просто удивился, зачем ты начал этот разговор, а вдруг у тебя какие-нибудь проблемы в семейной жизни?
— У меня? — Мазукта засмеялся. — Нет, что ты… у меня всё замечательно. Прекрасная жена (да ты же её знаешь), чудные дети… Дочка — вылитая мать, спокойная такая, заботливая. Цветы любит. Я ей выделил садик, так она весь день там что-то сажает, пропалывает… Очень обстоятельный ребенок. Сыновья тоже подрастают. Совсем разные. Один кораблики пускает, мечтает стать моряком. За него я спокоен. А другой всё больше по подвалам шляется, и компания у него подозрительная. Вечно угрюмый, не улыбнется никогда. На стенах развешал картинки с уродскими черепами, сам весь в цепях… Ну ничего, это подростковое, это пройдет. А вот младшенький меня беспокоит…
Мазукта напряженно сдвинул брови.
— Слишком серьезный, — пояснил он. — Не по годам. И игры у него странные. Нашел где-то ржавый серп, сидит точит, и на меня как-то нехорошо поглядывает. Не нравится мне это…
Про предопределённость* * *
— Мазукта, — сказал демиург Шамбамбукли, — я тут хотел у тебя спросить…
— Валяй, спрашивай, — кивнул демиург Мазукта.
— Ведь правда, у людей есть свобода воли?
— Конечно, правда! Наличие свободы воли — основное отличие человека от животного. Это же азы!
— А как тогда быть с предопределением? Мы же оба с тобой знаем, что для людей существует предопределение. Как-то не вяжется одно с другим, а?
— Да, верно, — Мазукта задумчиво почесал нос. — Всё изначально продумано, записано и утверждено лично мной, — он махнул рукой в сторону длинных полок, уставленных книгами Бытия. — Весь мир — театр, у каждого в нём своя роль, и все реплики распределены заранее. Но эти сволочи всё время импровизируют!